Блудные братья - Страница 76

У противоположной стены, такой же ноздреватой и сырой, размещено было изящное, эфемерно хрупкое, словно бы целиком сотканное из золотого, паутинной тонщины тростника, и уж никак с мрачным помещением не вязавшееся низенькое сооружение на трогательно изогнутых ножках, в котором с большим трудом можно было опознать письменный столик, В одном углу столика располагался хрустальный письменный прибор в форме аллегорической фигуры с факелом — пишущий инструмент был воткнут фигуре едва ли не в задницу. А всю другую половину этого произведения искусства (полагал ли Эрик Носов, что у эхайнов существует рукодельное искусство?!) занимали отвратительно грубые черные сапоги.

Сапоги принадлежали огромному белобрысому эхайну. Эхайн сидел за столиком, совершенно земным манером закинув па него ноги, и что-то жевал. Это придавало его зверской роже хоть какую-то осмысленность. На бессознательные поначалу попытки Кратова устроиться с удобством он не отреагировал. Но когда тот поднял голову и начал озираться, эхайн моментально ожил, неспешно убрал ноги и придал своей позе необходимую монументальность. На нем был примерно тот же костюм, что и на т'гарде, но без обильного золотого шитья, желтая полоса на брюках была вдвое уже, два аксельбанта небрежно висели вдоль пуза, и нашивка на рукаве выглядела иначе. Да и весь наряд казался основательно поношенным… Посидев немного и поиграв с Кратовым в ляделки, эхайн лихо выплюнул жвачку в дальний угол камеры и энергично вознес широченную ладонь над столешницей со вполне определенным намерением по ней хлопнуть Кратов зажмурился: его должно было накрыть брызгами от того, что только что было прелестным столиком… В самый последний момент ладонь резко притормозила и опустилась плавно и даже без стука.

— Вы говорите на «зххэге», — не то спросил, не то констатировал, иными словами — проскрежетал он.

— Нет, — сказал Кратов. — Я говорю на «эхойлане».

— Есть различия, — задумчиво промолвил эчайн. — Но ими можно пренебречь.

Эма-фон его говорил о спокойствии, к которому примешивалась слабая тень тщательно усмиряемой гадливости. «Я ему отвратителен, — подумал Краюв. — Но он должен меня допросить, исполнить свои долг с максимальной эффективностью, и потому утаптывает в себе это отвращение. Великая вещь служебный долг! Как часто именно она позволяет вступить в нормальные переговоры и перекинуть мостки понимания… Хотя вряд ли мне удастся проделать мою работу на сей раз. Передо мной не ксенолог с профессионально расширенной толерантностью и даже не ученый со сколько-нибудь развитым кругозором. Передо мной какой— то мелкий чин военной разведки, то есть самый тупой и злобный представитель самого тупого и злобного сословия. Гиена, которой львы разрешили вкусить от падали. Я вовсе не хочу его этим оскорбить. Я просто пытаюсь профессионально выработать применимую к ситуации линию поведения…»

— Я младший геургут отдела дознания Департамента внешней разведки Юзванд, — назвался эхайн. — Обращаться ко мне можете по имени. Ваше имя мне известно — Константин Кратов. Воинского звания, по нашим сведениям, у вас нет.

Кратов помолчал, прикидывая положение «младшего геургута» в местной табели о рангах. Получалось что-то вроде заведующего сектором…

— У нас нет армии, — сказал он наконец. — А значит, нет и воинских званий. Я ксенолог. Если вам это что-то даст — ксенолог второго класса.

— Мне это ничего не даст, — покачал головой Юзванд. — И мы не верим, что у вас нет армии. Кто же тогда ведет боевые действия против Эхайнора? Призраки?

— Боевые действия?! — удивился Кратов. — Мы не воюем с Эхайнором!

— Плохо, что мы начинаем разговор со лжи. Но у меня нет полномочий развивать эту тему…

— Ладно, — сказал Кратов озадаченно. — Я могу задать вам вопрос?

— Можете. Эхайнор — свободный мир… Но вы не можете непременно рассчитывать на ответ.

— Со мной была женщина. Где она?

Юзванд безмолвствовал не меньше минуты, при этом лицо его сохраняло полную неподвижность и отсутствие следов какой-либо работы мысли. Затем он сказал:

— Вам нужно знать, что она в безопасности.

— Вам тоже нужно кое-что знать, — заявил Кратов раздраженно. — Безопасность и свобода этой женщины — та единственная причина, по которой Федерация планет Солнца может атаковать Эхайнор…

— У вас же нет армии, — усмехнулся эхайн, обнажив мощные белые клыки в уголках рта. — И мы знаем цену этого залога. Повторяю: она в безопасности. Тема закрыта. — И он снова проделал захватывающий фокус с ладонью и столиком.

— Прекрасно, — сказал Кратов (он поймал себя на том, что давно и с любопытством следит, разнесет ли Юзванд своими лапами мебель вдребезги, или все обойдется). — Мы закрыли уже две темы. Если так будет продолжаться, скоро мы просто будем сидеть и глупо таращиться друг на друга…

Юзванд приоткрыл безгубую пасть и глухо закашлялся. Понадобилось изрядное напряжение фантазии, чтобы догадаться, что это — смех по— эхаински. Кратов совершенно безотчетно отметил, что компонента гадливости в ауре собеседника сильно потускнела.

(И тут же припомнил: псковские лже-эхайны смеялись иначе… Если они не успели исправить этот просчет, их ждут неприятности.)

— Странно, что вы мне нравитесь, Кратов, — объявил геургут, и это прозвучало искренне. — Мы враги. Мы находимся в состоянии войны. А вы мне, драд-двегорш, симпатичны…

— Я не враг вам, — возразил Кратов. — И у вас нет причин меня ненавидеть. В этом может быть корень взаимной симпатии.