Блудные братья - Страница 107

107

— Тихо, тихо! — воскликнул Кратов, вскочив на ноги и выставив перед собой руки. — Мы не враги, и мы сейчас уйдем.

Он впервые видел испуганного эхайна. Вдобавок, это его простое движение повергло бедолагу в еще больший трепет.

— Так не пойдет, — негромко сказал Кратов. — Парень вот-вот либо обделается, либо умрет на месте… Озма плавно поднялась и встала рядом с ним.

— Пожалуйста, успокойтесь, — почти пропела она. — Мы хотим лишь добра. Мы такие же люди, как и вы…

«Она просто не делает различий между людьми и эхайна-ми, — мелькнуло у Кратова в голове. — И потому не знает, насколько близка к истине!»

Голос Озмы привел к самым неожиданным последствиям.

Эхайн выронил дрын и упал на колени…

А затем, уткнувшись лицом в землю, окарачь пополз в направлении окончательно оторопевшей женщины, пока не уперся макушкой в ее слегка выставленную ладонь, да так и замер.

— Что я должна делать? — наконец спросила Озма.

— Благословите его! — растерянно фыркнул Кратов. Звери немного успокоились и разбрелись по загону, не обращая на посторонних внимания.

Некоторые укладывались на землю, умащивая страховидные рыла на передние лапы и утомленно прикрывая глаза.

Внезапно стемнело. Перекрывая доступ солнечному свету, пробивавшемуся снаружи, в воротах возник еще один эхайн. Он был огромен, толст и очень стар.

Только что Кратов повидал испуганного эхайна. Теперь он мог впервые видеть и старого эхайна.

… Лет пять назад в Лондонском зоопарке его познакомили с Отцом Туком. Это был самый старый в нынешнем веке самец гориллы. Весу в нем было никак не меньше трех центнеров, ростом он не уступал Кратову, а ощущением самодостаточности намного превосходил. Самки до сих пор баловали его своим вниманием. Отец Тук понимал человеческую речь, курил крепкие сигары и всему, что булькало и пенилось, предпочитал сидр. Бочонок зелья, преподнесенный Кратовым в знак уважения, был моментально выпростан. Дружелюбия угрюмой седой физиономии патриарха это не прибавило, но эмо-фон засвидетельствовал некоторую благосклонность…

Если бы какими-то неимоверными уговорами, посулами и потоками сидра удалось понудить Отца Тука распрямиться во весь рост, напялить на него грубую хламиду, фартук и высокие, уделанные грязью сапоги, да выстричь неровными участками грязно-белую шерсть на рыле, не меняя присущего ему выражения мрачной угрозы, сходство показалось бы невероятным.

Старый эхайн распахнул клыкастую пасть. Казалось, вот-вот он присядет и ударит себя волосатыми лапами в выпяченную грудь…

— Шьесс! — загрохотал он. — Юхлабш андозгхэйд бу-эвуд юшэум-мепе! Шхамихс!

— Что он говорит? — прошептала Озма.

— Не понимаю ни единого слова, — стыдливо признался Кратов.

— Шхамихс, — повторил старик, обращаясь к коленопреклоненному эхайну. — Ууброцх… драд-дхэйам!

— Он выругался, — вполголоса прокомментировал Кратов.

Первый эхайн выжидательно обратил чумазое лицо к Озме, словно прося разрешения удалиться. Поразительно, но женщина его поняла. словно очнувшись, произнесла.

— Да, конечно же, идите! несла она.

Чумазый неловко поднялся и задом попятился к выходу. Старый эхайн перевел взгляд на незваных гостей. Выглядел он устрашающе. Но эмо-фон его говорил совсем иное.

— Что вам здесь нужно, пречистые яннарр и янтайрн? — прорычал эхайн.

— Мы лишь искали пристанища на ночь, — с достоинством, но не без гонора, произнес Кратов. — Наш транспорт по пути в Гверн был уничтожен мятежниками.

— Вы двигались в Гверн? — подняв желтую лохматую бровь, неопределенно переспросил старик.

— Да, на аудиенцию к гекхайану, — теряясь в догадках, не следовало бы утаить правду, сказал Кратов. Эхайн не то закряхтел, не закашлялся.

— Загон для скота не лучшее место для ночлега, — проговорил он наконец. — Но, полагаю, у вас не было выбора. И если вас не испугали мои кбиозапгумы и этот грязный дурень Шьесс, который вдобавок еще и ни бельмеса не понимает на эххэге… — Он вперил тускло-желтые глазки в Озму. — Отчего молчит ваша спутница?

— Она не знает вашего языка, — объяснил Кратов. — Мы оба прибыли издалека. — Помолчав, он добавил: — Мы этлауки.

Старый эхайн, насупившись, пожевал сморщенными губами, словно пробовал это слово на вкус.

— Этлауки, — повторил он раздумчиво. — Демон его знает, где это… Простите мою необразованность, пречистый яннарр, но я не сведущ в географии. Должно быть, это на другом конце белого света.

— Это даже не на Юкзаане, — чистосердечно признал Кратов.

— Но вы не с Гхакнэшка? — спросил старик. — Или не с этого… не с Маккиутьефе?

— Безусловно, нет!

Никогда Кратову не было так легко и приятно говорить святую правду…

— Конечно, это дела не меняет, — проворчал эхайн. — Будь вы хоть откуда, я свой долг гостеприимства завсегда исполню. Но, не во гнев будь сказано, кабы вы оказались Желтыми, не приведите небеса, Лиловый…

— Он приглашает нас в гости, — сказал Кратов.

— И вы примете приглашение?

— Еще и как приму!

6

Старика эхайна звали Лэрдзорид, и он был «гекхайэдд» — что-то вроде поселкового старосты. Сам поселок Амулваэлх находился на изрядном удалении от Гверна, так что Кратову пришлось распроститься с мыслью достичь цели своего путешествия к исходу дня.

— Повозку я вам дать не могу, — виновато проурчал Лэрдзорид. — Время нынче сами видите какое… не ровен час, жахнут по дороге чем-нибудь с воздуха, и поминай как звали. А то еще откуда ни возьмись бронемехи наползут, что те, что другие. Разбираться они, понятное дело, не станут, а чтобы им поменьше хлопот, долбанут ракетой — и вся недолга…

107